Я только что прочел довольно болезненную статью в «Форбс» под названием «Извините, либертарные анархисты, но капитализму требуется правительство». Статья написана неким Гарри Бинсвангером, который парадоксальным образом утверждает, что выступает за свободнорыночный капитализм почти во всех случаях, за исключением тех вещей, которые бы ему хотелось видеть исполненными правительством.

Хуже того, чтение этой статьи напомнило мне о присланной другом ссылке на левацкую заметку, размещенную на сайте Центра за безгосударственное общество, озаглавленную «Анархо-«капитализм» невозможен», в которой либердаунский анархист Анна Морганштерн говорит в принципе такие же вещи, но с уклоном в лево-анархистскию фантазию о мире с экономикой универсально равных результатов, в отличие от воображаемых Гарри благожелательных правителей. Наверное, мне не стоило бы обзывать ее «либердаунской». Ей на удивление, как для левачки, удалось сконструировать последовательный, хотя и легко опровергаемый, аргумент, к которому я вернусь в другой статье, поскольку заметка из «Форбс» вынуждает меня уделить ей достаточно много слов.

Только представьте себе, «Форбс» и C4SS объединяются против анкапов… Тут не только голова заболит, но и сон пропадет.

К чести Гарри, он не оставляет камня на камне от некоторых бессвязных «волюнтаристских» аргументов, разрушению которых и я посвятил много времени. Как и я, Гарри признает, что сила является необходимой функцией человеческого общества. В сущности, все эти беседы ведутся о том, когда и как уместно применять насилие, прокладывая курс человеческому обществу. Большинству из тех, кто самоопределяется как анархо-капиталист, эта реальность очень неуютна, поэтому они не тратят время на размышления о ней. Они предпочитают проводить время с косячком марихуаны, размышляя о способах избежания насилия, и мы все должны быть им благодарны за это, поскольку насилие почти повсеместно является недопустимым в приличном обществе. Однако, вследствие этого, они или отрицают необходимость насилия, или попросту не имеют связных представлений о том, как оно будет применяться в свободном обществе.

Я также подозреваю, что Гарри, как и я, потратил огромное количество времени на общение с людьми, которые на самом деле вовсе не были анархо-капиталистами. Многие из них в действительности являются левыми анархо-рыночниками, как Анна. Не сторонниками капитализма, а скорее леваками, которые отчаянно пытаются втиснуть некое подобие согласованной экономической аргументации в свои либеральные фантазии о тридевятом царстве с всеобщим равенством результатов. Когда кто-либо пытается применить экономические принципы к теории всеобщего равенства, нет ничего удивительного в их неудаче, и минархистам вроде Гарри не стоит поспешно праздновать победу своего тезиса об оправдании инициации насилия лишь на том основании, что они-де превзошли интеллектуально слабого оппонента.

Как и у большей части фетишистов ограниченного правительства, в воображении Гарри живет романтическая сказка о некогда великой Американской республике. Он много говорит о «правильном» «ограниченном» правительстве, которое существовало когда-то, и лишь недавно было предано какой-то безымянной силой.

«Гениальность американской системы состоит в том, что ее правительство ограничено, взнуздано конституцией с системой сдержек и противовесов, и пунктом о том, что ни один закон не может быть принят, если только он не «необходим и уместен» для выполнения единственного предназначения правительства: защиты прав личности, защиты от их нарушения физической силой.»

Невзирая на факты, этот парень полагает, что конституция когда-то имела значение, и что еще смешнее, он думает, что она может иметь такое же значение в будущем, если он будет об этом ныть достаточно долго. Интересно, читал ли он когда-нибудь конституции КНДР, СССР, или маоистского Китая?

Я бы предпочел вести эту дискуссию в экономическом ключе, не отвлекаясь на урок истории, дабы не докучать моим постоянным читателям повторением разбора исторических оплошностей, обсужденных до тошноты с (Рон)Пол-ботами, но это, к сожалению, необходимо для правильного ответа на любой минархистский аргумент.

Любое честное историческое исследование показывает, что басня об этом свободнорыночном обществе с ограниченным правительством является злонамеренным обманом, порожденным правительственными же школами чтобы убедить вас, что ваш рабовладелец на самом деле является вашим освободителем. Неужели кому-то нужно напоминать, что Соединенные Штаты начинались, как рабовладельческое государство? Правительство объявило, что один класс людей владеет другим классом людей, и если кто-то из рабов сбежит от своих владельцев, то правительство — за счет налогоплательщиков — силой вернет сбежавшего владельцу. Конечно же, вы можете и не использовать рабов в своем бизнесе, но это не избавляет вас ни от необходимости конкурировать с теми, кто их использует, ни от субсидирования их рабовладения вашими налогами (что делает рабом и вас, кстати говоря). Никто в здравом рассудке не будет рассуждать о свободном рынке там, где есть санкционированное государством владение людьми. Если же это ваше определение капитализма, сэр, то это объясняет, почему столько людей его ненавидят. Такие рассуждения наносят больше ущерба идеологии свободного рынка, чем пожертвования в пользу Демократической партии.

Незадолго до того, как это привело к гражданской войне, Джордж Вашингтон подписал закон об учреждении Первого Банка Соединенных Штатов. Частный центробанк выпускал банкноты, теоретически обеспеченные драгоценными металлами, но в количестве, намного превышавшем количество этих металлов в его резервах. И хотя он допускал минимальную инфляцию вплоть до первой американской гражданской войны, но все же центральный банк с де-факто фиатными деньгами, манипулирующий рынками по прихоти людей вроде Александра Гамильтона, навряд ли можно назвать свободным рынком. Утверждать обратное — это преподносить аргумент в подарок Кейнсу на блюдечке с розовой (или он предпочел бы голубую?) каемочкой.

И раз уж мы вспомнили Джорджа Вашингтона, то разве дух первой Американской революции не был расстрелян официально во время подавления Вискарного восстания?

Если рабовладения и центрального банка не хватает для того, чтобы выдернуть тебя из когнитивного диссонанса, Гарри, тогда, возможно, это удастся законам об иностранцах и подстрекательстве к мятежу, подписанных вторым президентом Соединенных Штатов Джоном Адамсом. Они давали возможность властям сажать в тюрьму и депортировать иммигрантов, «опасных для покоя и безопасности Соединенных Штатов», и во имя «национальной безопасности» ограничивали людей в праве на свободу слова в части критики федерального правительства. Знакомо звучит? Множество журналистов было арестовано, оштрафовано, и посажено в тюрьму по этим законам за критику федерального правительства. Наверное, самым заметным из них был Бенджамин Франклин Баше, внук Бенджамина Франклина с вашей стодолларовой купюры.

И это мы продвинулись всего на 12 из 240 лет истории этой республики, а ведь чем дальше, тем хуже шли дела. Если ваша легендарная «земля свободных» начинается с рабовладения, центрального банка, государственного долга, восстаний, и тюремного заключения репортеров, продолжается кровавейшей гражданской войной, полномасштабным принуждением к фиатным деньгам, прежде чем перейти к подоходному налогу и современной Федеральной резервной системе, — простите, но вы даже не знаете, что такое свобода.

Разделавшись со Сказочным Правительством, приступим к основному вопросу.

Может ли капитализм существовать без правительства?

Хотелось бы надеяться, что мы все говорим на одном языке, используем термины в одном и том же значении, но чем больше я общаюсь с людьми, тем больше я убеждаюсь, что это не так. Символы, из которых мы складываем слова на бумаге — одни и те же, получающиеся слова — одинаковы, и представляют одни и те же звуки, когда их произносят. Это позволяет нам достаточно хорошо понимать друг друга, заказывая гамбургер в МакДональдс, но как только мы начинаем беседовать о политике и экономике, возникает очень неприятная тенденция к переопределению значения слов в пользу своих аргументов. Прежде чем мы продолжим, я бы хотел уточнить мое определение двух слов, чтобы минархисты и либералы* могли бы адекватно ответить своей безосновательной критикой этой болезненно очевидной реальности, о которой пойдет речь.

Для целей этого обсуждения, капитализм определяется как права частной собственности, торговли, и контрактов. Кто угодно может делать что угодно со своей собственностью. Они могут копить, раздавать, уничтожать ее, — в общем делать с ней все, что им вздумается. Они могут решить защищать ее с помощью силы, или же оставить без охраны там, где некто, не имеющий на нее прав, скорее всего возьмет ее против воли владельца.

Для целей этого обсуждения, правительство определяется как государство. Предлог для причинения вреда, юридически фиктивная сущность, якобы обладающая моральным и юридическим правом инициировать применение силы в отношении других с целью организации человеческого общества на усмотрение правителей данной произвольной географической местности.

Возвращаясь к Гарри, его статья начинается так:

Как написано под моей фотографией, я защищаю laissez-faire капитализм. Леваки клеймят эту позицию, как «антиправительственную». И, что удивительно, некоторые самоназванные «либертарии» таки на самом деле антиправительственны по всем вопросам; они выступают за то, что называют «анархо-капитализм».

«Свободная конкуренция отлично работает для всего остального», говорят эти анархисты, «так почему бы и не в сфере правительственных услуг?».

Но этот аргумент строится на анти-капиталистической предпосылке. Как марксисты болтают об «эксплуатации» и «наемном рабстве», так и анархисты не обращают внимания на ключевое, фундаментальное — как между жизнью и смертью — различие между торговлей и силой.

Марксисты утверждают, что капиталистические действия используют силу. «Анархо-капиталисты» утверждают, применение силы может быть совместимо с капитализмом. Несмотря на то, что они подходят к этому с разных сторон, и те и другие игнорируют или избегают того факта, что производство и обмен ценностями противоположно применению физической силы.

Производство — это создание ценности, а торговля — добровольный обмен одних ценностей на другие, ко взаимной выгоде. Сила — это разрушение, или угроза им. Это может быть разрушение ценности, как, например, в случае с хулиганом, кидающим камень в окно магазина. Или это может быть разрушение разрушения, как когда полицейский берет на мушку этого хулигана, и уволакивает его в тюрьму. Но в любом случае, она противоположна созиданию богатства и добровольной торговле.

И вот какая забавная ирония получается. Гарри говорит, что анархо-капиталисты разделяют подход к экономике с марксизмом, и хоть я вначале похвалил его за понимание необходимости силы как таковой, его ошибка в том, что вопрос применения силы он на самом деле рассматривает как пацифист.

Гарри утверждает, что сила не имеет ценности, и все его доводы опираются на это утверждение. С его точки зрения, сила ничего ему не даёт. Он — писатель, платит налоги, чтобы полиция защищала его, и хотя он доволен обладанием такой защитой, он все же не видит в ней никакого экономического блага. Наоборот, он отождествляет ее с каким-то неестественным бременем для экономики.

Да, хулиган может бросить камень вам в окно. Нет, разбитые окна не улучшают экономику. Да, полиция может пристрелить хулигана. Нет, мертвые хулиганы не улучшают экономику. Конечно, мы все были бы богаче, если если бы люди не бросали камни, и не нужно было бы никакое агентство по защите чего угодно, и как только вы найдете способ предотвращать все события такого рода, я с огромным интересом вас послушаю.

Тем временем, хулиганы бросают камни, насильники насилуют, убийцы убивают, воры крадут, леваки голосуют, — а что именно предпринимает полиция, чтобы предотвратить что-либо из этого?

Если во время чтения этой статьи в ваше окно залетит камень, то вы, как обычный гражданин, скорее всего, позвоните 911. Через несколько часов приедет полиция и составит протокол, а хулиган вернется к своим дружкам, хвастаясь, как ловко ему сошел с рук бросок камня в окно этатисту.

У вас по-прежнему есть окна вовсе не благодаря полиции. Большинство людей вовсе не расположено бросать камни, насиловать, убивать или воровать. Ведь зарабатывать на жизнь обычным трудом намного легче. Если мы посмотрим на актуальный размер заработных плат, то, принимая во внимание налоги и государственное регулирование, уже это нам скажет очень многое о том, насколько сильно люди предпочитают работу криминалу. Тем более существенным будет это предпочтение в свободном обществе. И причина этого вовсе не страх перед заключением в тюрьму всемогущим полицейским государством. Ты, Гарри, как человек, (с твоих слов) защищающий свободный рынок, лучше других людей должен понимать, как работают репутация и стимулы. Если человек живет с грабежа ликеро-водочных магазинов, то в свободном обществе он долго не протянет. Во-первых, свободное общество будет вооружённым, и его очень скоро кто-нибудь пристрелит, копы или нет, общественные или частные. У него также будет не особо много друзей или выгодных деловых контактов. Его одиночество, невзгоды, нищета и ранняя насильственная смерть послужат предупреждением для остальных, что честная торговля — лучший путь. Сейчас этому всячески препятствуют контроль за распространением оружия, страх перед уголовным преследованием за применение силы в качестве самообороны, и вывернутые наизнанку законы Джима Кроу, заставляющие предприятия обслуживать и нанимать тех, с кем они не желают иметь дел. Короче говоря, государство не только не предотвращает преступления, но обеспечивает прибыльность такой деятельности.

Конечно, какое-то ограниченное количество таких людей будет в любом обществе, с государством или без него. Чем больше у вас собственности, чем больше мотивация её украсть, тем больше потребность в охране. Раз уж мы придерживаемся права частной собственности, то мы склонны говорить, что ни у кого нету «права» отбирать нашу собственность без нашего разрешения. Однако для капиталистов важно покончить с иллюзией того, что речь о чем-то священном и неприкосновенном, потому что это попросту не так. Как владение домом требует от вас технического обслуживания, обогрева в зимний период для предотвращения замерзания труб, починки протекающей крыши, просто для предотвращения потери ценности из-за естественных обстоятельств, так же приходится защищать собственность и от ограбления и вандализма — для предотвращения потери ценности из-за агрессоров.

Нет, разбитое окно не помогает экономике, но это не значит, что стекольщик не оказывает вам ценную услугу, приезжая к вам чтобы заменить окна. Нет, замерзшие трубы не помогают экономике, но мы с радостью предпочтем платить за газ зимой даже в пустом доме, чем потом менять все трубы и напольные покрытия. Нет, протекающие крыши не помогают экономике, но мы с радостью заплатим кровельщику за ремонт до того, как протечка испортит ковёр. Точно так же изнасилования, убийства и воровство не помогают экономике, но охранные агентства, частные или общественные, использующие силу для защиты от агрессоров, предоставляют ценную услугу, и практически любой здравомыслящий человек с радостью заплатит за нее. Если вам нужно доказательство, то вспомните о том, что люди не убивают сборщиков налогов ежедневно и регулярно.

Оглянитесь вокруг: мир полон насилия, и вы говорите мне, что для него не существует рынка? Вам может это не нравиться, мне так уж точно нет, но это не более, чем наши личные рыночные предпочтения. Добавьте доллар, и сможете купить чашку кофе в этом мире. Неважно, где именно вы заявляете о своих рыночных предпочтениях — в «Форбсе» или на BlogTalkRadio, рынок есть рынок, и вы ограничены в выборе тремя вариантами: защищаться самому, нанять кого-то для вашей охраны, либо стать жертвой преступников как «частного», так и «общественного» сектора.

Применение силы — это ценное ремесло, монополизированное государством, и да, мы считаем такую монополию вредной.

Обладание силой не есть функцией бизнеса. Более того, сила вообще находится за пределами экономики. Экономика занимается вопросами производства и торговли, а не разрушения и захвата.

Ты не имеешь права называть себя экономистом, и утверждать, что нечто находится за пределами экономики. Ты не имеешь права так ошибаться. У тебя есть собственность, она является частью экономики, ты хочешь защитить её. И либо правительство ворует твою собственность у тебя, чтобы — в каком-то парадоксальном оруэллианском значении — ее «защитить»; либо ты добровольно платишь кому-то для её охраны; либо она беззащитна, и ее ворует какой-нибудь агрессор из частного сектора. В любом случае происходит обмен ценности. Это экономика, и тот факт, что сообщать тебе об этом приходится мне, должен устыдить не только тебя, но и всех, у кого ты когда-либо учился.

Задайтесь вопросом, что значит «конкуренция» в правительственных услугах? Это означает «конкуренцию» в обладании силой, «конкуренцию» в покорении людей, «конкуренцию» в принуждении людей к выполнению приказов. Это не «конкуренция», а насильственный конфликт, в большом масштабе — война.

Перестрелка у корраля О-Кей не была примером «конкуренции». Настоящей конкуренцией является мирное соперничество за деньги, заплаченные по своему собственному желанию в добровольном обмене.

Гарри не нравятся конкурирующие силовые организации. Это, конечно, понятно, но такие конкурирующие организации есть и сейчас. Мы называем их народами, и когда они конкурируют друг с другом, тысячи людей убивают в ходе религиозного ритуала под названием «война».

Если Гарри так не комфортно от последствий конкуренции между силовыми институтами, то первым шагом в сторону уменьшения ущерба, созданного этой конкуренцией, был бы отказ от национальных государств. Раз уж он заявляет, что понимает экономику «свободного рынка», я надеюсь Гарри изыщет время, чтобы попробовать применить это понимание к частным охранным фирмам, без розовых очков, приклеенных к его лицу долгими годами государственной пропаганды.

Давайте представим на минуту, что мы оба живём на Золотой Улице в Анкапистане (не пытайтесь найти это на картах Гугл). Мы оба владеем нашими домами, у каждого есть семья и работа, приносящая вполне средний доход. Когда я ухожу на работу, я хочу, чтобы моя семья и собственность были защищены, поэтому я нанимаю Охранное Агентство X, ведь у них такая классная реклама по телику. Ты также хочешь защитить свои семью и собственность пока ты занят на работе, и ты нанимаешь Охранное Агентство Z, потому что их секретарша симпатяжка. Эти агентства похожи, как Кока-Кола и Пепси, никаких принципиальных различий, кроме наших рыночных предпочтений, между ними нет, и мы не единственные их клиенты. У них есть общий рыночный интерес: получать как можно больше прибыли, конкурируя между собой за клиентов ценами и качеством обслуживания, как и у любой другой компании.

Мы с тобой вздорим по несущественному вопросу (например, о виджетах). Я звоню своему агентству, ты — своему, и обе конкурирующие фирмы появляются, чтобы обслужить своих клиентов. Неужели ты полагаешь, что они немедленно откроют огонь по нам или друг другу? Я думаю, что придерживаться такого бизнес-плана будет весьма непросто. Немногие согласятся так работать, а согласившиеся будут невменяемыми, плохо контролируемыми и дорогими. Никто не будет страховать такую организацию или её работников.

Как я уже сказал, он допускает ошибку, подходя к вопросу применения силы с точки зрения пацифиста. Как только появляется возможность столкновения с применением насилия, Гарри просто паникует. Он не продумывает этот момент. Он хочет, чтобы его проблему решило правительство, потому что не может себе представить, как самостоятельно справиться с этой ответственностью.

Цель охранного агенства — не убийство конкурента, а извлечение прибыли из удовлетворения своих клиентов. Если я думаю, что ты украл мои безделушки, то для моего охранного агентства будет более разумным возместить мне убытки, чем начинать войну с твоим охранным агентством. Также для них будет более рациональным установить камеры наблюдения и систему охранной сигнализации в моем доме, чтобы предотвратить кражу изначально, но если она всё-таки случится, то тогда у моей фирмы будут доказательства твоего преступления, чтобы показать твоему агентству, когда оно приедет.

Какая страховая компания застрахует вора? Если ты промышляешь воровством безделушек, и твое охранное агенство должно каждый раз идти на войну из-за этого, какой экономический смысл для них в том, чтобы продолжать этим заниматься? Тебе придется стать исключительно успешным вором безделушек, если ты планируешь нанять армию людей, готовых идти за тебя в бой всякий раз, когда тебя ловят с поличным!

Вот и вся конкуренция между агентствами, готовыми применить силу, сэр. Конкуренция состоит в том, чтобы избегать насилия до тех пор, пока оно не станет абсолютно необходимым, потому что насилие дорого обходится, и плохо влияет на прибыль. Это делается через репутацию, переговоры, платежи, общественное мнение и другие привычные современные нам способы ведения бизнеса, единственное новшество — это сила оружия в случаях, когда все остальное испробовано, и не работает.

В отличие от правительства, у организации, основанной на рыночных принципах, есть стимул не применять насилие, потому что это дорого обходится, и она располагает другими механизмами решения своих задач. Государство же имеет только один инструмент — насилие, и поскольку его доход не зависит от согласия подданных на извлечение им такового из их карманов, ему нет смысла минимизировать связанные с этим издержки. Наличие или отсутствие соответствующих процедур и документов не имеет значения. Единственная причина, по которой нам не все равно, что написано в их бумажках, заставляющая появляться в их залах суда и платить им налоги, это угроза применения насилия в случае неподчинения. Это действительно серьезная проблема даже внутри твоей сказочной республики, а уж когда она превращается в самое могущественное государство в истории человечества, убивающее невинных людей по всей планете и сажающее в клетку владельцев оружия и диссидентов, суровая реальность этой проблемы становится неизбежной. Из-за твоего желания гарантировать победу «хороших ребят», ты в конечном итоге добиваешься лишь того, что гарантированно выигрывает только тирания и угнетение.

Если ты нанимаешь компанию для защиты своего мелковоровского «бизнеса», а я делаю то же самое, чтобы уберечь свои карманы, тогда да, уж лучше моему охранному агентству быть более эффективным в применении силы, потому что ты и твои ребята должны умереть. Хорошая новость в том, что на рынке больше востребована именно защита, чем агрессия, поэтому «хорошие парни» с большей вероятностью добьются успеха в бизнесе насилия, потому что у них будет больше клиентов и, следовательно, больше доступа к наёмным работникам и боеприпасам.

Сравним это с государством, чей единственный инструмент — насилие. Ты не можешь его уволить. У государства нет конкурентов внутри условных геополитических границ, в где оно провозглашает свою юрисдикцию. Ему нет смысла предотвращать преступления, оно не возмещает тебе ущерб, ему платят независимо от того, доволен ты или нет. Государство даёт всем нам выбор лишь из двух вариантов: подчинение или смерть.

Вот что происходит, если пытаться убрать насилие из экономики. Оно только становится хуже, поскольку экономическая безграмотность никогда не решает никаких проблем.

Экономическая конкуренция предполагает свободный рынок. А он, в свою очередь, не может существовать, пока насилие не ограничено. Это требует объективного закона, подкрепленного правительством. Утверждать, что закон может подкрепляться «конкурирующими» силовыми организациями, — это ходить по кругу. Никакой конкуренции нет, пока нет свободного рынка, и какой-то компании придётся охранять это свойство «свободности» рынка, прибегая к мерам силового возмездия.

Если свободный рынок не может существовать, пока насилие не ограничено, то тогда как ты предлагаешь передать законные полномочия инициировать насилие в отношении людей совершенно безответственной монополии, не сделавшей ничего для того, чтобы заработать такую позицию на рынке? Сила ограничена по умолчанию. Многие люди склонны понимать это, поэтому большинство предпочитает торговать и назначать свидания, а не воровать и насиловать. В тех редких случаях, когда кто-нибудь неуравновешенный решит вырваться за рамки этих общепризнанных социальных норм, любой из нас будет вправе применить силу, чтобы остановить это, или нанять кого-то как своего агента, чтобы сделать это за нас.

Идею анархистов о создании «рынка правовых услуг» нельзя применить даже к бейсболу. Ибо это значило бы, что правила игры будут устанавливаться тем, кто в ней победит.

Вообще-то, правила игры — как это происходит и сейчас — будут определены игроками ещё до того, как они выйдут на поле. Они выбирают арбитра (судью) и соглашаются следовать судейским решениям. Болельщики не проводят голосование после каждой подачи, чтобы решить, кто из рефери лучше всех наврет им с три короба о своих намерениях помочь их команде победить. Правительство не вмешивается в игру, и не перераспределяет очки. Игрокам не угрожают оружием, чтобы они следовали правилам. Это полностью добровольное соглашение, и каждый, кому что-то не нравится, волен покинуть поле в любой момент времени. Намного более сильной натяжкой было бы всунуть в это уравнение демократию, чем сравнить его с анархией.

В сегодняшних реалиях, анархизм означает Ливан, Сомали и Талибан. Ничто не может очернить капитализм сильнее, чем привязка «свободы» к этим ужасам.

Точно, потому что Талибан мы ценим именно за свободу, а настоящими примерами истинного капитализма на самом деле было рабство и гражданская война в ранней Америке. Спасибо, что подсказал, Гарри. Сомали? Да ладно! Сомали?! Этот разговор окончен..

Original: Sorry Fake Libertarians, Capitalism Requires Anarchy
Перевод: Андрей Сорокин, necko_sama, VParkh, Power.

Сбор средств на переводы

Комментировать в блоге