Статья изначально опубликована в журнале Plain Talk в марте 1948 г. и переиздана в сборнике «Планирование свободы».

Обычной уловкой всех авторов-социалистов является распространение мысли о том, что изобилие уже существует, и замена капитализма социализмом сделает возможной реализацию лозунга «каждому по потребностям». Другие авторы говорят о создании этих райских условий с помощью реформы денежно-кредитной системы. По их мнению, единственное, чего не хватает, – это увеличения денежной массы и кредита. Они полагают процентную ставку явлением, искусственно созданным людьми из-за нехватки «средств платежа».

В своих книгах и брошюрах, которые издаются сотнями или даже тысячами, они винят сторонников «ортодоксальной» экономики за их нежелание признавать правоту инфляционистской и экспансионистской теорий. Все зло, как не устают твердить эти авторы, от ошибочных постулатов «мрачной науки» экономики, и от «кредитной монополии» банков и ростовщиков. Освободить деньги из оков «рестрикционизма», сделать деньги «свободными» (термин Freigeld был предложен немецким экономистом Сильвио Гезеллем), и внедрить предоставление дешевых или даже бесплатных кредитов – вот основные пункты их политических программ.

С такими призывами они апеллируют к неосведомлённым массам, и призывы эти очень популярны среди представителей власти, нацеленных на увеличение как количества денег в обороте, так и количества денег на текущих счетах. В то же время, правительства и партии, способствующие инфляции, не были готовы открыто признать тот факт, что они поддерживают инфляционистскую теорию. И хотя большинство стран вступило на путь увеличения инфляции и политики легких денег, литературные прославители инфляционизма считались «финансовыми сумасбродами», а их теории не преподавались в университетах.

Покойный Джон Мейнард Кейнс, экономический советник правительства Великобритании, является новым пророком инфляционизма. «Кейнсианская революция» заключалась в том, что Кейнс открыто поддержал учение Сильвио Гезелля. Как выдающийся представитель британских гезеллианцев, лорд Кейнс также перенял специфический мессианский жаргон инфляционистской литературы, и ввел его в тексты официальных документов. Кредитная экспансия, согласно «Статье британских экспертов» от 8 апреля 1943 г., творит «чудо… превращения камня в хлеб». Автором этой статьи был, конечно же, Кейнс. Долог же был путь Великобритании от взглядов на чудеса Д. Юма и Д. Милля до такого вот утверждения.

II

На политической арене Кейнс появился в 1920 году, со своей книгой «Экономические последствия мира». Он пытался доказать, что сумма репараций значительно превышала тот объем, который Германия могла позволить себе выплатить и «перевести». Книга имела огромный успех. Пропагандистская машина немецких националистов, которые хорошо укрепились во всех странах мира, настойчиво рекламировала Кейнса в качестве наиболее выдающегося экономиста в мире и мудрейшего государственного деятеля Великобритании.

Тем не менее, было бы неправильно винить Кейнса в самоубийственной внешней политике, проводимой Великобританией в межвоенный период. Политике попустительства несравнимо больше способствовали другие силы, в особенности распространение марксистских доктрин империализма и «капиталистических разжигателей войны». За исключением небольшого количества прозорливых людей, все британцы поддерживали политику, которая, в конечном итоге, и дала возможность нацистам разжечь Вторую мировую войну.

Весьма одаренный французский экономист Этьен Манту детально проанализировал эту знаменитую книгу Кейнса. Результаты этого тщательного и добросовестного исследования разгромны как для Кейнса-экономиста и Кейнса-статистика, так и для Кейнса-государственного деятеля. Друзья Кейнса до сих пор не в силах найти и предоставить какие-либо существенные возражения. Единственным аргументом, который смог выдвинуть его друг и биограф профессор Э. О. Г. Робинсон, стало то, что такое мощное обвинение в адрес идей Кейнса, «как и следовало ожидать, было предъявлено французом». (Economic Journal, Т. 58, ст.23). Как будто гибельные последствия политики попустительства и пораженчества не коснулись самой Великобритании!

Этьен Манту, сын известного историка Поля Манту, был наиболее выдающимся из всех молодых французских экономистов. До того, как он начал писать свою книгу «Карфагенский мир, или экономические последствия мистера Кейнса» (Издательство Оксфордского университета, 1946), он уже внес весомый вклад в экономическую науку, который помимо прочего включал в себя острую критику «Общей теории» Кейнса, опубликованную в Revue d’Economic Politique в 1937 году. Этьен Манту, будучи офицером вооруженных сил Франции, погиб при выполнении боевого задания в последние дни войны. Его безвременная смерть стала жестоким ударом для Франции, которая сейчас остро нуждается в тщательных и смелых экономистах.

III

Было бы также неразумно винить Кейнса в ошибках и неудачах сегодняшней британской экономики и финансовой политики. Британия отказалась от принципов экономического невмешательства задолго до того, как он начал писать. Это, скорее, было достижением Томаса Карлайла и Джона Раскина, а в особенности «фабианцев». Те, кто родились в восьмидесятых годах девятнадцатого столетия и позже стали просто эпигонами университетских и салонных социалистов конца Викторианской эпохи. Они не были критиками правящей системы, как их предшественники, а, напротив, защитниками политики правительства и групп влияния, непрофессионализм, поверхностность и пагубное поведение которых становились все более заметными.

Профессор Сеймур Харрис недавно опубликовал внушительных размеров сборник эссе различных авторов, относящихся к научным и правительственным кругам, которые касаются учений Кейнса, изложенных в его книге «Общая теория занятости, процента и денег», изданной в 1936 году. Сборник получил название «Новая экономика. Влияние Кейнса на экономическую теорию и государственную политику» (Alfred A. Knopf, Нью-Йорк, 1947). Неважно, по праву ли претендует кейнсианство на титул «новой экономической науки», или же это просто компиляция из регулярно опровергаемых меркантилистских заблуждений и силлогизмов бессчетного количества авторов, желающих обогатить каждого с помощью фиатных денег. Важно не то, нова ли теория, но правильна ли она.

Примечательно, что в этом сборнике никто даже не сделал попытки опровергнуть обоснованные возражения, выдвинутые Кейнсу серьезными экономистами. Кажется, издатель просто не в состоянии представить себе, что какой-либо честный и некоррумпированный человек может с Кейнсом не согласиться. По его мнению, Кейнсу оппонируют по причине «корыстной заинтересованности ученых в устаревшей теории» и «преобладающего влияния прессы, радио, финансов и субсидируемых исследований», а некейнсианцы – это просто группка подхалимов-взяточников, не стоящих никакого внимания. Таким образом, профессор Харрис использует методы марксистов и нацистов, которые предпочитали дискредитировать своих критиков и подвергать сомнениям их мотивацию вместо того, чтобы опровергать их тезисы.

Лишь несколько статей из сборника написаны с достоинством, и сдержаны, даже критичны, в оценке достижений Кейнса. Остальные – это просто всплески дифирамбов. Например, профессор Пол Энтони Самуэльсон пишет: «Настоящим счастьем было начать карьеру экономиста до 1936 года. Гораздо хуже было бы родиться раньше!» За этими словами следует цитата из У. Вордсворта:

«Каким же счастьем было встретить тот рассвет, Но встретить молодым – предельным счастьем!»

Теперь мы спустимся с величественных возвышенностей Парнаса в прозаичную долину цифр. Профессор Самуэльсон делится с нами подробной информацией о том, насколько хорошо разные экономисты воспринимают кейнсианское учение 1936 года. Те, кому к тому времени еще не исполнилось 35, полностью усвоили смысл этой теории через какое-то время; те, кому было за 50, оказались не особо восприимчивыми, а экономисты, возраст которых был между этими двумя показателями, разделились на два лагеря. После того, как Самуэльсон таким образом навел нас на мысль об избитой версии «Юности», итальянского гимна, связанного с культом Муссолини, он предложил еще несколько устаревших фашистских слоганов наподобие «волны будущего». Впрочем, автор другой статьи, господин Пол Марлор Суизи, выражает другое мнение по поводу Кейнса. В его глазах Кейнс, испорченный «изъянами буржуазной мысли», является не спасителем человечества, а лишь предвестником, чья историческая миссия заключается в том, чтобы приготовить британские умы к восприятию чистого марксизма и сделать Великобританию идеологически зрелой для наступления полного социализма.

IV

Прибегая к инсинуациям, используя двусмысленные термины, которые можно по-разному интерпретировать, чтобы выставить идеи своих оппонентов в сомнительном свете, экономисты, принадлежащие к лагерю лорда Кейнса, подражают методе своего идола. То, что многие с восхищением называли кейнсовским «великолепием стиля» и «мастерством речи», на самом деле было дешевыми риторическими трюками.

Например, Кейнс пишет, что Рикардо «завоевал Англию так же безоговорочно, как Святая инквизиция завоевала Испанию». Это наиболее ужасное сравнение из всех, какие могли бы быть. Инквизиция, с помощью вооруженных стражников и палачей, принудила испанцев к повиновению. Теория Рикардо была принята как правильная британскими интеллектуалами без какого-либо давления или насилия, совершенных для завоевания их благосклонности. Но, сравнивая два полностью противоположных явления, Кейнс косвенно намекает на то, что в успехе учений Риккардо было что-то постыдное, и тот, кто эти учения не принял, был таким же героическим, благородным и бесстрашным защитником свободы, как те, кто сражался против кошмарных действий Инквизиции.

А вот самое известное остроумное высказывание Кейнса: «Две пирамиды и две панихиды – это вдвойне лучше, чем одна; чего не скажешь о двух железнодорожных магистралях от Лондона до Йорка». Очевидным является то, что это саркастическое замечание в духе героев пьесы Оскара Уайльда или Бернарда Шоу никоим образом не доказывает тот тезис, что копание ям в земле за счет сбережений «по-настоящему увеличит благосостояние народа в виде полезных товаров и услуг». Однако оно ставит оппонентов в неудобное положение, заставляя их либо оставить этот сомнительный довод без ответа, либо применить логику и выдать обоснованные умозаключения в противовес таким блестящим остроумным идеям.

Еще один прием Кейнса демонстрируют его злобные отзывы о Парижской мирной конференции. Тогда он пытался спорить с Жоржем Клемансо, высмеивая своего оппонента путем подробного обсуждения его одежды и внешнего вида, который вроде как не соответствовал стандартам, установленным лондонскими магазинами моды. Вообще очень сложно установить связь между вопросом выплат Германией репараций и тем фактом, что ботинки Клемансо «были качественно выполнены из толстой черной кожи, хоть и в деревенском стиле, и, что любопытно, спереди они застегивались с помощью пряжек, а не зашнуровывались». После того, как 15 миллионов человек погибло в ходе войны, главные государственные деятели мира собрались для того, чтобы подумать, как снова обеспечить человечество международным порядком и прочным миром… а финансовый эксперт Британской империи был занят высмеиванием деревенского стиля обуви премьер-министра Франции.

Через четырнадцать лет состоялась еще одна международная конференция. На сей раз Кейнс был уже не второстепенным советником, как в 1919 году, а одной из важнейших фигур. Вот как высказался профессор Робинсон о Лондонской международной экономической конференции 1933 года : «Большое количество экономистов со всего мира запомнит… представление 1933 года в Ковент-Гардене в честь Делегатов Международной экономической конференции, планирование и организация которой были осуществлены во многом благодаря Мейнарду Кейнсу».

Те экономисты, которые не были в составе печально известных своей некомпетентностью правительств 1933 года, и потому не ставшие делегатами и не присутствовавшие на восхитительном вечере балета, запомнили Лондонскую конференцию по другим причинам. Она ознаменовала наиболее впечатляющий в истории международных отношений провал политики неомеркантилизма, поддерживаемой Кейнсом. По сравнению с фиаско 1933 года, Парижская конференция 1919 года кажется успешнейшим мероприятием. Но Кейнс все же не опубликовал никаких язвительных комментариев по поводу пальто, ботинок и перчаток делегатов Конференции 1933 года.

V

Хотя Кейнс считал «неизвестного, незаслуженно игнорируемого пророка Сильвио Гезелля» своим предтечей, его собственное учение значительно отличались от гезеллевского. Если Кейнс что и позаимствовал у Гезелля и орды иных пропагандистов инфляции, так это не содержание их доктрин, а практические выводы и тактику, применяемую для того, чтобы подорвать престиж своих противников. Вот эти стратагемы:

1. Все оппоненты, то есть те, кто не рассматривает кредитную экспансию как панацею, сваливаются в одну кучу, и обозначаются ортодоксальными. Подразумевается, что никакой разницы между ними нет.

2. Принимается допущение, что эволюция экономической науки достигла своей кульминации во времена Альфреда Маршалла, и на том закончилась. Результаты современной субъективной экономической науки игнорируются.

3. Все, что делали экономисты со времен Дэвида Юма и до нашего времени для того, чтобы прояснить следствие изменений количества денег и денежных субститутов, игнорируется. Кейнс никогда не брался за безнадежное дело опровержения этих учений путем логических рассуждений.

Авторы сборника перенимают технику своего учителя по всем указанным пунктам. Но их критика направлена на содержание доктрин, созданное их собственными иллюзиями и не имеющее ничего общего с теориями, выдвинутыми серьезными экономистами. Они игнорируют все, что эти самые экономисты говорят о неизбежных последствиях кредитной экспансии. Складывается впечатление, что они и не слышали ничего о денежной теории торгового цикла.

Чтобы правильно оценить тот успех, которым «Общая теория» Кейнса пользовалась в научных кругах, нужно учесть преобладающие условия на университетских кафедрах в период между двумя мировыми войнами.

Среди тех, кто в течение нескольких последних десятилетий преподавал в университетах экономику, было очень мало настоящих экономистов, то есть тех, кто был в полной мере знаком с положениями, разрабатываемыми современной субъективной экономикой. В учебниках и аудиториях мысли экономистов-классиков, а также современных экономистов, искажались; их называли старомодными, ортодоксальными, реакционными, буржуазными или уолл-стритскими экономическими теориями. Преподаватели испытывали чувство гордости за то, что они, наконец-то, могли опровергнуть абстрактные теории манчестеризма и экономического невмешательства.

Антагонизм двух мировоззрений нашел практическое воплощение в вопросе о профсоюзах. Экономисты, пренебрежительно называемые ортодоксами, утверждали, что постоянное повышение тарифов заработной платы для всех желающих является возможным лишь до тех пор, пока растет доля инвестируемого капитала на душу населения и производительность труда. Если же минимальный тариф заработной платы устанавливается на более высоком уровне, чем был бы установлен свободным рынком, – будь то на основании правительственного указа, или вследствие давления профсоюзов, – то безработица становится постоянным массовым явлением.

Почти все профессоры престижных университетов начали резко атаковать эту теорию. Судя по тому, как интерпретировали эти доктринёры, называвшие себя «неортодоксальными», историю экономики за последние двести лет, беспрецедентному увеличению реальных тарифов заработной платы и улучшению уровня жизни поспособствовали профсоюзное движение и государственное законодательство, выступающее в их пользу. По их мнению, профсоюзное движение оказалось чрезвычайно благотворным для интересов работающих за заработную плату, а также для интересов всей нации. Они придерживались того мнения, что лишь нечестные апологеты явно непорядочных замыслов бессердечных эксплуататоров могли придирчиво называть деятельность профсоюзов насильственной. Также они утверждали, что народное правительство должно быть, прежде всего, озабочено тем, чтобы как можно больше поощрять профсоюзы и оказывать им любую необходимую помощь в борьбе с интригами работодателей и установлении все более высоких тарифов заработной платы.

Но как только правительства и законодательные органы наделили профсоюзы властью, которой те требовали для введения в действие предложенных ими минимальных тарифов заработной платы, начали возникать последствия, которые предсказывали «ортодоксальные» экономисты: безработица и так уже значительной части рабочей силы продлевалась из года в год.

«Неортодоксальные» доктринеры зашли в тупик. Единственным аргументом, который они выдвинули против «ортодоксальной» теории, была апелляция к их собственной ошибочной интерпретации экономического опыта. Но события все же развивались именно так, как предсказывала «абстрактная школа». «Неортодоксы» были в замешательстве.

Именно тогда Кейнс издал свою «Общую теорию». Какое успокоительное воздействие это оказало на «прогрессивных» деятелей! Теперь-то у них появились аргументы против «ортодоксальных» взглядов. Причиной безработицы стала не неправильная трудовая политика, а недостатки валютно-кредитной системы. Больше не нужно было волноваться по поводу нехватки сбережений и накопленного капитала, а также по поводу дефицита общественных финансов. Наоборот, единственным способом победить безработицу стало увеличение «эффективного спроса» путем увеличения государственных расходов за счет кредитной экспансии и инфляции.

Методы, которые предлагались в «Общей теории», были точно такими же, что и методы, которые когда-то давно продвигались «финансовыми сумасбродами» и были приняты большинством правительств во время Великой депрессии 1929 года и в последующие годы. Некоторые полагают, что более ранние труды Кейнса сыграли важную роль в процессе убеждения наиболее влиятельных правительств мира в состоятельности доктрины безрассудных трат, кредитной экспансии и инфляции. Мы не будем останавливаться на этом несущественном моменте. Во всяком случае, нельзя не согласиться с тем, что правительства и народы разных стран совсем не ждали выхода «Общей теории» в свет для того, чтобы развернуть «кейнсианскую» или, точнее, «гезеллианскую» политику.

VI

«Общая теория» Кейнса 1936 года не ознаменовала новую эпоху экономической политики; скорее, она обозначила конец такой эпохи. Политика, которую предписывал Кейнс, к тому времени уже были очень близка к тому, что ее неизбежные последствия вот-вот станут очевидными, а дальнейшее ее воплощение в жизнь – невозможным. Даже наиболее фанатичные кейнсианцы не осмеливаются утверждать, что сегодняшнее бедственное положение Англии вызвано излишней бережливостью и недостаточным количеством расходов. Суть этой хваленой «прогрессивной» экономической политики последних десятилетий состояла в том, чтобы экспроприировать все большую долю высоких доходов, и за счет этого увеличить финансирование государственных расходов и субсидирование представителей наиболее влиятельных в политике групп. В глазах «неортодоксов», любая политика, какой бы явной ни была ее несостоятельность, могла быть оправдана в том случае, если она способствовала достижению равенства. Теперь этот процесс остановился. При сложившихся ставках налогов и применяемых методах контроля цен, доходов и процентных ставок эта система исчерпала сама себя. Даже конфискация каждого лишнего пенни у того, кто зарабатывает более 1000 фунтов стерлингов в год, не обеспечит значительного увеличения валового дохода Великобритании. Даже самые фанатичные «фабианцы» не могут не осознать, что отныне средства на государственные расходы должны изыматься у тех самых людей, которые как раз рассчитывают на свою долю при их распределении. Великобритания достигла лимита как денежной экспансии, так и затрат.

Ситуация в США не особо отличается от ситуации в Великобритании. Кейнсианский рецепт стремительного роста тарифов заработной платы больше не работает. Кредитная экспансия невиданных масштабов, организованная в рамках Нового курса, помогла ненадолго отсрочить последствия неправильной трудовой политики. В этот период правительство и профсоюзные руководители вполне могли похвастаться «достижениями в социальной сфере», которыми они обеспечили «простого человека». Но теперь неизбежные последствия увеличения количества денежной массы и депозитов стали очевидными; цены растут все больше и больше. То, что происходит сегодня в Соединенных Штатах, является окончательным провалом кейнсианской теории.

Без сомнения, американское общество уходит все дальше от кейнсианских понятий и лозунгов. Кейнсианство становится все менее престижным. Всего несколько лет назад американские политики наивно рассуждали об увеличении национального дохода в долларах, не учитывая изменения покупательной способности этой валюты, которым поспособствовала созданная правительством инфляция. Эти демагоги указывали конкретный уровень, до которого они хотели поднять национальный доход (в долларах). Сейчас же такие рассуждения стали непопулярными. Наконец-то «простой человек» понял, что увеличение количества долларов не сделает Америку богаче. Профессор Харрис до сих пор восхваляет администрацию Рузвельта за увеличение национального дохода в долларах. Но такое твердое следование кейнсианской теории сейчас можно встретить только в университетских аудиториях.

До сих пор существуют преподаватели, которые говорят своим студентам, что «экономика в состоянии сама себя поднять» и что «мы можем достичь богатства путем увеличения расходов» [1]. Но кейнсианского чуда не происходит – камни не превращаются в хлеб. Хвала ученых, ставших авторами статей сборника, о котором мы говорили ранее, просто подтверждает вводное заявление издателя о том, что «в своих последователях Кейнс мог пробудить почти религиозную веру в свою экономическую теорию, что могло прекрасно поспособствовать распространению положений новой экономики». И далее профессор Харрис продолжает: «На Кейнса и в самом деле снизошло Откровение».

Бесполезно спорить с людьми, которыми движет «почти религиозный пыл» и которые верят в то, что на их предводителя «снизошло Откровение». Заданием экономики является подробный анализ любого инфляционистского плана – будь то план Кейнса и Гезелля, или планы их бесчисленных предшественников, от Джона Ло до Мэйджора Дугласа. И все же не стоит ожидать, что какой-нибудь логичный аргумент или практический опыт пошатнет почти религиозный пыл тех, кто верит в спасение с помощью увеличения расходов и кредитной экспансии. 


Людвиг фон Мизес (1881–1973) написал 25 книг, посвященных экономике, философии и истории. Данное эссе опубликовано в сборнике «Планирование свободы», который доступен в интернет-магазине Mises за 10 $ + доставка. Комментарии к статье можно оставить в блоге.

Перевод Ирина Черных.

Под редакцией Оргкомитета

Сбор средств на переводы